Бартоломе́й Зиморо́вич (польск. Józef Bartłomiej Jan Zimorowicz, Юзеф Бартоломей Зиморович-Озимек; родился 20 августа 1597, Львов — умер 14 октября 1677, там же) — галицкий поэт, историк, бургомистр Львова. Биография Бартоломей Зиморович родился в армянской семье из предместья. В 23 года он написал на польском языке свой первый сборник сатирических стихов и лирических песен «Жизнь казаков Лесовских». Тогда же поэт стал работать в львовском магистрате, со временем был избран райцей (то есть, членом рады), получил титул «выдающийся и знаменитый господин». В 1623 году Бартоломей написал свою первую поэму «Памятка из турецкой войны», в которой прославил победу казаков в битве с турками под Хотином. На свою свадьбу в 1629 г. он получил в подарок от младшего брата Шимона Зиморовича поэтический цикл из шестидесяти девяти барочных идиллий под названием «Роксоланки, то есть русские панны». В течение четырёх десятилетий Зиморович исследовал источники по истории Львова, в конце концов обобщив собранные сведения в латиноязычной работе «Тройной Львов» (лат. Leopolis triplex). Эту первую историю Львова от 1202 до 1633 года автор посвятил «найблагороднейшим мужам, господам радным сената Львовского». В 1648 году Зиморович был впервые избран бургомистром Львова и в дальнейшем несколько раз побеждал на выборах главы Рады города. Он руководил обороной Львова во время осады города соединённым казацко-русским войском в 1655 году. Поэт описал события Хмельнитчины в сборнике стихов «Идиллии новорусские», которую выдал того же года под именем брата. В 1672 году он руководил обороной города от турок и татар. Во Львове до 1939 года существовала улица Б. Зиморовича, которая была переименована в 1944 году в улицу М. Лермонтова, а в 1996 — Д. Дудаева.
Благородным мужам, господам совещательным сената Львовского Большую неприятность нанес бы прославленному имени вашему, если бы обширными похвалами, поступающих со всей Польши, не оценил Львов, чьей важной частью являетесь вы, который устами целого королевства провозглашен украшением и защитой русских земель. Этим ли одним рассказом еще больше к славе его присоединиться, или еще ярче, где только можно, говорить о славе, так как переполнены все панегириками? Не возражал бы аплодисменты всеобщие известным именам большинства других городов, потому Рим - столицей мира, учителем мира- Антиохию, боголюбивый Дамаск - глазом востока, Палермо - житницей Сицилии, Тюрингию - светом Германии, Гибернию - родиной святых, Антверпен - жемчужиной городов, Флоренцию - светочем Лацио, Венецию - царицей моря осмеливаемся называть. Действительно, такие сфальсифицированные наименования никто не может отрицать, так как они пролились из головы сказочного поэта или капризного ритора, чьи молодые таланты, в основном, больше изобилуют изысками обычных слов. А Львов, не во коротком высказывании доморощенного рассказчика или языком учителя риторики, скрытого автора, но в публичных высказываниях обширных состояниях королевства названы украшением и оплотом Руси, и большего показания и прославления не требует даже самая зависть... Когда иной способ благодарения не совсем подходит, то же перо, от отцов ваших принято, в родительских анналы навострил, те фасции городские хроникам народным покорил, чтобы родину, которую мне судьба дала для рождения, ни ливийцами для Роксаны памятной, ни святыми предками вашими до сих пор не сделал мраморной, но кирпичной литературной, с русским Римом по силам сделал. Действительно так никто не пренебрегает художником, разве что не знает его искусства, вы ведь и науки хорошо знаете и тех, кто ими достойно занимается, ненавидеть не можете, Львов также мой литературный вместе с его архитектором братской рукой примите, и в кирпичном долго, и в литературном вечно живите! На герб города Львова, льва, передними лапами держит три холма, помеченные звездочкой: I От небесных звезд и от гор, высоких вершины преподносят, То что нет на свете ничего милее, и не надо. И русскому Львову, который этих даров имеет достаточно, Ничего не могут уже дать ни земля ни небо... Йозеф Бартоломей Зиморович (галицкий поэт, историк, бургомистр Львова родился 20 августа 1597, Львов — умер 14 октября 1677, там же. Родился в львовской армянской семье. Первая история Львова от 1202 до 1633 года, автор посвятил её «найблагороднейшим мужам, господам радным сената Львовского». В 1648 году Зиморович был впервые избран бургомистром Львова и в дальнейшем несколько раз побеждал на выборах главы Рады города. Он руководил обороной Львова во время осады города соединённым казацко-русским войском в 1655 году. Поэт описал события Хмельнитчины в сборнике стихов «Идиллии новорусские», которую выдал того же года под именем брата. В 1672 году он руководил обороной города от турок, татар и козаков П.Дорошенко. Во Львове до 1939 года существовала улица Б. Зиморовича, которая была переименована в 1944 году в улицу М. Лермонтова, а в 1996 — Д. Дудаева.) ЛЬВОВ РУССКИЙ Три Львова в одном я открываю: 1270. (Здесь и далее - год. Прим. Переводчика.) Первый русский, заложенный Львом, княжичем русским, а скорее начатый, чем построен, и поэтому, как все творения древности, бесформенный,несуразный, грубый, больше похож на военное укрепление, чем на город, подобный, изначально Льва городом назван. 1340. Второй немецкий, принятый далее русинов Казимиром Великим после капитуляции, как все говорят, очищенный польским пламенем, изменен к лучшему каменными стенами, саксонскими правами, тевтонской гарнизоном, названный Лембургом. 1551. Третий, ставший после двух предыдущих польским, которым и до сих пор остается. Первобытные жители, согласно местным обычаям жен брали среди ляшських девушек, постепенно перерождались, потому исчезли чужие обычаи потихоньку, и изменилась народная культура, и в местный язык воцарился над чужим. Пусть кто-то удивляется стольким лицом одного города, ведь и люди, и их царства имеют свои чередования, подъёмы и падения. Вот Рим, вечный город, от которого, кроме древнего имени, ничего другого не осталось, или, как говорит панормитанський поэт: "Непобежденный Рим и уничтоженный является победителем". Итак, возвращаюсь во Львов, названного мной тригороддям и все, достойное знание о каждом из них, смог исчерпать из домашних анналов, делаю известным. Первым из правителей Руси и основателем Львова был князь Лев, старший сын Даниила, короля той же южной Руси, а внук Белы, короля венгерского, по Констанции, сильный благодаря многочисленным связям монархов венгерских и польских. Ведь в те времена короли польские не раздумывали по крайней мере об оскорблении достоинства своего величия, когда принимали русских княжон в общем сними ложе и скипетры. Так, Казимир, вступив на королевский трон, Марию, дочь Владимира и Анну, родную сестру Константина и Василия, кесарей константинопольских, сделал себе женой, полякам королевой, а Болеславу Смелому матерью. По тем же примерам три Болеслава - Смелый, Кудрявый, Белый, а кроме них Мечислав, Казимир, Владислав перемешали королевскую кровь со всеми почти князьями русскими через брачные связи. Вот почему также обладатели Руси, будучи (между собой) от дочерей в кровных связях, когда случались тяжелые войны, посылали своих зятьев. Роман, дед нашего Льва, Казимиру, сын Кривоустого, родственник по Елене, княгине Белзской, совершил выгодную сделку против Мечислава Старого и даже раньше захватил первенство в битвах, а при реке Мозгава получил множество ранений. Лучшей была судьба Даниила, отца Льва, который оказал поддержку Болеславу позорно, ведь моравов, укрощенных железом, привел к послушанию,невыполнив мирный договор, который они нарушили. Поляки своякам и соседям своим, некогда отвергнутых популярными действиями верховных властей, еще медленнее, чем своим родственникам, оказывали взаимную услугу. Ведь действительно, жажда господства, привлекательнее всех страстей, нередко связывала обоих между собой: поляков, которым казалось, что растут на гибель им, русинов, которые кричали, что поляки под видом помощи себе добывают победу. 1202. Таким образом, после того, как скифы, самые варвары из всех варваров, с Каспийского моря вынырнули, как из бездны, обессилевшие от голода и нищеты и готовы к всевозможным бесчинствам, опустошив обе Азии, куманов, гетов, половцев, распылив их только только бряцанием оружия и конским топотом, или выбросив их из домов с той стороны Танаиса и Меотиды, ворвались даже в Херсонес Таврический и уже нависли угрозой над спинами русинов. Даниил Романович, который в то время назывался королем русским, первым почувствовал силу татар и союз с ними использовал, на что охотно согласились скифские послы, и тем своим примером целую Русь перетянул на сторону скифов. А оттуда русины, подавлены татарской угрозой и необходимостью, которой даже боги подчиняются, оторванные от поляков будто стихийным бедствием, через большое преступление, христиане с магометанами, родственные против близких, использовали засады, оружие, силу, объединили русскую ловкость с скифской скоростью и своими головами построили мост в Польшу. Скифы, ободренные такой снисходительностью русинов, потому, что почти целая Татария перенеслась на Русь, чаще появляясь из пограничных ее тайников молчаливой толпой, опережая весть о своем приходе, проносясь через обе Польши, Силезию, Моравию, Венгрию, неистовствовали в пожарах, убийствах, распутствах и ​​отовсюду стаскивали в Русские недра добычу, как к какое-то огромное разбойничье логово, снова и снова невинной кровью обозначали свои пути в Польше, оставляя за собой нарушены могилы, оставляя полумертвых, лишая опустошенные поля пахарей, пока свою жестокость не умерили убийствами, а похоть бесстыдством, и ненасытная жадность варваров удовлетворилась грабежами.
[Лев отдан татарам при осаде]. Наибольшая часть этих поражений - Лев Русский, клятвенный союзник варваров, надзиратель дорог,командующий войск, создатель машин в завоеванных крепостях, захватчик и делитель добычи, захваченной у соседей. Ведь совсем еще молодым был отдан отцом Даниилом татарам в заложники и в их шатрах привык к всевозможной дикости, и легко используя обычаи грубого народа к себе притягивал души людей. 1240. Тогда признан знатным, неотъемлемый спутник татарских вторжений, отправлялся как солдат из Кайдан и Батт, тиранил всех от ужасного имени, которые Венгрию и Польшу железом потопили в крови, осквернили огнем, опустошили грабежами. Наконец насытившись таким разбоем, к ногам Телебузи, кровавым татарским князькам, поднес княжение в Польше и оказал помощь, собрав многочисленное войско из русских добровольцев. 1259. Наконец из этого королевства, отвратительнейшим образом, убийствами, пожарами, грабежами опустошенного, в кровавой резне, совершенной против побежденных в Сандомирском замке, вообще всех несчастий, причиненных татарами польскому народу вне законов войны, исключительный подстрекатель, помощник и доверенный Ахат восстал. Однако такого рода услугами алчные руки скифов, которые считают позорным жить не иначе, как с грабежей, смог склонить (на свою сторону), но, тем не менее, на Руси случается и скот свободным, и люди, как что-либо очевидное, приводят с собой пленного, несмотря ни на святыни, ни на не освященные здания, но, поскольку Польша не в состоянии разобраться в своих преступлениях, отнимая союзников во врагов, и эти прихлебатели скифского братства достаточно варварски и шутя отдавали им свой голос. Когда Лев понял, что его волк за уши схватил, решил скорее обеспечить безопасность свою и имениям княжества,что между наковальней поляков и молотом скифов находится, чувствовал себя безопасным и летом, и зимой, когда был окружен охраной. Поскольку жаждущие богатой добычи татары ежегодно опустошали приступами Русскую землю, все господа, задумывая охрану для большого количества беззащитного народа, закладывали укрепление или на крутых холмах, или между недоступными болотами, понимая, что наезды неприятельские не только силой оружия, но и оплотом стен сдержать можно. Их примеру наш Лев начал строить крепость. 1270. Твердыня Львовская сводится. Увидев однако на самой границе своей провинции гору вида оборонного, снизу лесистыми долинами будто запорами опоясану, а доступ к верхушке очень досадным (что может сдержать врага, потому что тяжело дышать поднимаясь по такой стремнине), сейчас же на ее верхушке замок из глыб, там же выломанной, построил, изгородями и крепкими частоколами обложил в которых сложил княжеские клейноды, сокровище, трофеи, арсенал, и сам, чувствуя себя на этой вершине в безопасности, заложил здесь столицу свою княжескую. Эта гора, первоначально названная замком, создала позже у своего подножия болотистые преграды для Львова, достаточно гадкие и не улучшенные никакими человеческими помыслами. Наконец князь провел только зиму в этом замке и через невыгодное размещение постоянно обдуваемое жестоким северным ветром, также и через невыгодность подъема, по которым едва поднимался запыхавшаяся скот, возненавидел это место. Замок Низкий строится. Недалеко второй замок, более приспособленный к жилью и для обороны, поставил в заболоченной местности, а в верхний назначил надежное хранилище от приезжих иностранцев сокровищ, там хранятся на случай войны, и жёны с охраной днем и ночью без сна охраняли сокровище. А княжеская служба, например челядь, стражи-сторонники и другие придворные, должны быть всегда готовы к выполнению барских заповедей. Они заняли промежуток между обеими замками, поселились в построенных наспех лачугах, и был там постоянное движение туда-сюда: так без предварительного замысла создалась первое подобие поселения, перерезанного улочками, вроде городка под замком. И с тех пор до наших дней этот пригород заселено русинами, а скорее армянами и евреями, и до сих пор существуют святыни, ими построенные, так как их предки еще за господство Льва осели на подножии этой горы. Между тем татары, враги Божьи и человеческие, продолжали грабить Русь. Так отчаянно защищались, а они забирали людей и скот, из-за чего крестьяне, изгнанные из своих домов, ежедневно толпами бежали во Львов в таком количестве, что ни на горе, ни в застройках в долине поместиться не могли. Лев был предупрежден о такой нашествие с целью очистить под замковые сады от той голытьбы в долине ниже стремительных укреплений обоих замков, густо заросших лесом и, собственно говоря, это место и предназначалось для застройки города, в свое время была для укреплений охраной, откуда можно отражать напор неприятеля, наступающего. Скученная стадо меньше заботилась о будущем, и лишь могла избежать когтей скифских гарпий, считало выгодным любое убежище, им указанное. Быстро стали вырубать леса, рощи и ставить дома из того же материала. Чтобы беспорядочно не оседала такая весьма смешанная община, разделил ее сам князь, согласно общественным обычаям, в народе, которые составляли население города, на четыре участка, т.е. для русинов, как своих, было предоставлено сторону выгодную с востока, для евреев и подобных правоверных Сарацинов с юга, для армян и татар, привыкших к совместному обществу, определен участок с севера, а для себя и своего двора выбрал Лев часть западную, так как предварительно она уже была застроена замком. Со стольких народов, различающихся между собой языком, обычаями, обрядами и вероисповеданию, состояла придворная свита Льва. Татары, согласно заключенному договору, зимуя по селам, занимали ближайшие зимовки среди выгодных собственных объединений, а многие из них творили вспомогательную княжескую стражу. По тем же некоторые бродяги, которые повсюду таскали за собой своих вшивых домочадцев, множество деток и их матерей, более подобных ведьмам, разъезжали повсюду на телегах и, будучи в восторге от такого обилия плодородной земли, соблазнившись достатком, легкостью добычи и значительной платой, отреклись собственной земли и поселились здесь. И часть города, предназначенную князем, заняли. Чтобы, однако, мужской их род не исчез в одном поколении, от сарматских дев, тайно похищенных рабынь, которых употребляли из-за телесной красоты. Нарожали себе чад достаточно, а позже, когда вместе с Русью подпали под власть поляков и захват или похищение сабинянок было запрещено, то русские матроны слишком брезговали теми правоверными, и со временем их стало меньше. До сих пор живой памятью о нечестивом народ является капище, расположенное под высоким замком, а в анналах истории улица, сегодня ведет от Краковской ворот и называется Краковской, два века назад была названа от татар. Армяне от тех же татар, переходя по-приятельски через Великую Азию, были сдвинуты со своей оседлости внезапным толчком и поэтому насильно загнаны на Русь, сначала были в нижней службе между пехотинцами, а позже, загнанные толпой в скифских роты, могли отмечаться рыцарскими доблестями, получив вольность. Однако, будучи христианами, объединенными между собой обществом и абсурдным расположением к ​​Магомету, а также имея характер, подобный через нечеловеческую преданность на татарский, к чему частично привыкли монархи, легко перешли под знамена Льва и, как военные, заняли по его воле всю четвертую часть города. Еврейские пиявки, привыкших жиреть бедностью соседей, незваными к полным русским кладовым проникли под вывеской купечества подобно крысиных стай, когда их соперники татары среди Роксолании заложили распределитель своих экспедиций, действительно выгодный для торга с чужой добычи. Львов уже тогда был намного больше чем обычный разбойничий притон, где просто расправлялись с невольниками, считали деньги и все абсолютно от грабителей отбирали и составляли. Этим занимались определенные лица, которые продавали на счет и меру, а на самом деле за бесценок, по обычаю, присущим всем разбойникам, что бы "легко полученный товар быстро сбывать". Когда же между народами разнеслась весть о таких всеобщих торгах, ловкие купцы даже из заморских краев, сбежались на Русь через скалы, огонь и море бушующее, а из всех, жаждущих выгоды, первыми прибыли шабашники, которых, по словам сатирика, кроме желание, заставляет гнаться прожорливость. После них работорговцы-Сарацины еще имеющие опыт издевательства над людьми, а также евреи, которые продавали лохмотья, утварь, меняли деньги, а другим азиатским проходимцам, похотливым к подобным развлечениям, за высокую цену продавали красивых мальчиков, выкупленных как рабов. Все эти народы тянулись с самых краев во Львов, словно на золотой удочке, и заняли, как уже говорилось, четвертую часть города. Сарацин выгоняют из Руси. Плодородной еврейское племя разрослось до неисчислимого; Сарацин, известных из неверия в Христа и похищения христианских мальчиков, были изгнаны со всей Руси, однако улица, на которой они когда-то жили, хотя и оставляют первоначальное называние Сараценською, позже, после изгнания названа Зарванская, и по сей день носит у местных позорное имя. Считаю ненужным писать о русинах, как о пришельцах, поскольку это естественный росток этого ствола и настоящие туземцы. Откладываю для последующей истории рассказ о немцах и поляках, потомков которых ранние народы, как переваренных, составили в своей кастрюле. Это несуразность души, размышляет, не запретить ли спешить перу дальше продвигаться вперед, описывая объединенные старания Русского государства разрушить целый мир, со всех почти стран к себе привлечь колонии, народы, которые одним лишь небом между собой различаются, и сделать гражданами одной республики. И каждый удивляется короне Польского королевства, составленной в одно кольцо из Литвы, России, Пруссии, Мазовии, Ливонии, Жемайтии, как раньше Рим, общая для всех родина, что сам вырос на руинах Альбы и однажды тех же иностранцев сделал гражданами. "Посмотри на большинство тех, кому только неизмеримые города дают приют", - писал когда-то умный его гражданин, - "Большая часть этой толпы лишена родины, из свободных городов и колоний своих, из целых концов мира по стекались. Одних привела амбиция, вторых необходимость общественного долга, других жажда роскоши, поиски богатого и выгодной службы, еще других стремление к свободным студиям, кого-то привлекла дружба, кого-то трудолюбие". Так этот город из четырех народов, как из четырех стихий, составленный, от имени своего основателя приняло название Льва город, неизвестно, однако, или по воле князя так называемое, или дворяне его так назвали, чтобы понравилось обладателю, так как между тем Киев, Владимир, Константинов, Ярослав и другие достопамятные города получили названия от своих учредителей. Герб Львова. Герб же, присвоенный данному городу, не от короля зверей, но от князя Русского берет свое начало, подтверждающие остатки древнейших памятников, а также северная звезда, которая сопровождает этого солнечного зверя. Уже даже в древние времена этот торжественный знак нашего Льва употреблялся большими понтификами, императорами, королями. Был предоставлен этот герб в Александрии, как от первооснователя, затем Риму Львом IV и многим другим городам. Однако путешествовал он по разным землям, пока не нашел себе место во Львове, где и до сих пор находится. Действительно тот же князь взял этого зверя за эмблему или это подходило городу, до тех пор не прославленному символом, не осмеливаюсь утверждать. Более вероятным я считал бы, это моё мнение, название это изобретением последующих веков, когда стало обычаем глумиться даже из христианских имен или создавать из неизвестного химеры.
До сих пор я говорил о первых зародышах города, что восставал во времена военного лихолетья, а теперь приступаю к описанию его роста и начала истории, того, что значительно удаленным от наших дней, а потому кажется таинственным, я коснусь только скупым пером. Единственное, о чем могу сказать без всякой загадочности, что Львов превзошел разрушенный Киев и Галич. Как только Лев возвел Высокий Замок согласно тогдашним правилам градостроительства, то сразу же перенес туда все свои сокровища, не полагаясь больше ни на Киевскую, ни на Галицкую крепости, из которых первая от соседних татар, а вторая от близких эпидемий была в опасности. С тем обладателем также прибыли во Львов и самые драгоценные сокровища, собранные стараниями и древней бережливостью его предшественников, как: драгоценные клейноды русских князей, митры или короны, усыпанные жемчугом, княжеские троны, пурпурные одежды, щедро расшитые золотом и жемчугом, и другие красоты, которые почитались как героями, так и простым людом. В этих же сокровищницах находились трофеи, изначального города что татары приняли у поляков. По примеру князя пошли также помещики меньших народов вместе со своими домочадцами, чтобы избежать постоянных вторжений скифов, что безжалостно вытаптывали их земли. Прибытие Констанции во Львов. Двор Льва увеличила также Констанция, не мать, как некоторым ошибочно кажется, а мачеха, которая порядочностью обычаев и благочестивой жизнью заслужила уважение пасынка. Действительно, если бы она сама родила такого зверька и питала его детство, согласно римским обычаям и здоровыми установками, то этот львенок, такой дикий, материнскими ласками превратила бы в овцу. Ведь много значит найти в жизни школу добродетели, всмоктавши ее с молоком матери, привыкнув к богатствам и почестям. Этого от рождения хватало Льву, который через свое имя сохранил до конца воинственный или,что одно и то же, львиный дух. Констанцию ​​же не менее Лев уважал, как вторую мать за ее исключительную набожность и милосердия. Ей, когда она прибыла во Львов, из уважения уступил свой княжеский дворец, где жил сам перед строительством Замка. К святым покоям Констанции в большом количестве сходились толпы новообращенных, даже греческого обряда: архимандриты, игумены, главы духовенства, монашки. Однако на первом месте среди посетителей были католики, и в первую очередь проповедники закона Божьего, наставники ее исповедники из ордена святого Доминика и святого Франциска, присланные на Русь для выполнения святых обрядов. Вокруг них действительно толпились в бесчисленном количестве люди обоих полов, которых Констанция даже обеспечивала приданым и домашними вещами, давала на откуп и освобождала пленников из скифских когтей. Под защитой этой героической женщины они начали уже там строить святые благотворительные дома, а себе гнезда, что не запрещалось Львом из-за его занятости развитием города. Образ Ченстоховский. В это же время во Львов перенесли образ Богородицы Девы Марии, к этому времени славился чудесами на Ясной горе. Веру в это мне вдохновила книга, написанная славянской рукой, которую я когда-то одолжил у иеромонаха. Пошла она мне достаточно тяжело через кучу архаизмов и сокращенных записей, где одна буква является словом, однако прочитав и несколько разобравшись, передаю это на здравое усмотрение читателей. В этой книге рассказывается, что первые историки жили с платы за ежедневную работу. Даже будучи состоятельными, не сваливали на своих подручных работу. С ним разве можно поставить рядом святого Луку, который добывал себе пропитание, рисуя прекрасные образы. О нем говорится так: "После того, как Христос был вознесен на небо, он (Лука - прим. Пер.) Остался под покровительством Марии, созерцая часто ее божественный образ. Прежде, чем второй предстать перед Христом, к чему стремился душой и сердцем, будучи лишенным таинственного Слова Воплощенного, взятого из уст самой Девы и только ей известного, начертил пером черты ее сверхчеловеческого образа. Поскольку не был в состоянии понять искусством форму души, то нарисовал образ кистью на кипарисовой доске. Этот выдающийся произведение своего искусства выполнил для того, чтобы утолить разлитую в себе тоску по вечной печали благодатной Девы, хотя увековечивши ее для потомков. Добавляет, что это произведение не довел до конца, потому что монахини Господа нашего, как щит, упавший с небес, это изображение приняли и последующие христиане чествовали его с величайшими почестями, а образ, много лет защищен их заботой и своим именем, как себя сначала, так и подопечных своих, как щитом прикрывал, чтобы избежали разрушения Иерусалима, ненависти иконоборцев, ярости ненавистников почитание Марии. Этот же образ переходит к Василию, князю Киевскому. Затем еще тот писарь говорит, что образ в замковых часовнях долго сохраняли набожные правители Елена, Евдоксия, Пульхерия, пока не попал он в руки Анны, сестры императоров Василия и Константина, которую позже была отдана замуж за киевского князя Владимира и которая принесла на Русь через брачный связь свет христианской веры. Завезла также вместе с приданым тот чудотворный образ, засвидетельствовав перед своим мужем а перед язычниками, и затем перед правоверными свое почитание этого единственного символа обороны христианства, в чем нет сомнения. Опять утверждает тот писарь, что этот святой образ более трехсот лет тщательное хранился в сокровищнице русских князей, пока наш Лев, подавленный старостью и сиротской печалью не позволил выставить образ для всеобщего обозрения, чтобы этот небесный дар для Руси не добрался сторонникам чужой веры и не забрал с собой счастливой русской судьбы для ненавистных народов. В это же время именно с этого первоначального произведения были срисованные другие образы рукой грека Манурия, которые до сих пор находятся в русских церквях. Каким образом этот образ попал к Василианам. Братья-Василиане беспокоили князя, доказывая ему, что он, измученный возрастом и трудом, вскоре оставит осиротевший дом князьям Мазовецким, своим истинным кровникам по сестре, враждебным греческого обряда, а потому должен именно им, Василианам передать тот дар, драгоценный как для Греции, так и для Руси, то есть образ Непорочной Девы и другие княжеские сокровища. Также, чтобы помочь своим потомкам в сохранении прав, чтобы вместе с родственными сокровищами не переходило к чужим судьба Руси, необходимо образ Марии, которая не имеет ничего общего с грешниками, отделить от семейной недвижимости и не допустить, чтобы первоначальное изображение лика Пречистой Девы оскорблялось нечестивыми глазами иноверцев, а тем более, прикосновением рук всех тех, кто ищет опеки. Такими наущениями Лев был вынужден доверить тем законникам великолепное произведение для хранения и почитания, а показывать завещал только русинам. Так говорит тот давний рукопись. Итак, благодаря хитрой набожности монахов образ был помещен в закоулках Онуфриевского монастыря. Не попался он в руки ни Болеславу, сыну Тройдена, преемнику Льва по сестре, как наследие, ни Казимиру Великому после занятия Львова как добыча, поскольку первый был доволен подписанным дидиччиною своего дяди Льва, а второй, следуя соглашению, оставил нетронутыми все церковные предметы. 1382. Образ, переданный василианам, переносится в Ченстохов. Однако позже этот образ забрал как приложение к добыче Владислав Опольский, наместник короля Людовика в Польше. Был ли образ передан монахам по обету, или взято высшей силой власти, но 1382г. занесен был на гору Ченстоховскую, в чем запись не оставляет сомнения. Мне едва не погибшему, жестоко наказанному, едва удалось избежать судьбы моих соотечественников, когда в третий раз подошел к священным порогам четырнадцать лет назад в 1651 году, не без вкуса духовного и глубокого почтения такого величия; обязан не одному обету, когда другого жертвоприношения не было, став у Её ног, составил в короткое время благодарственное стихотворение, на коленях преподнёс: "Нежная любовь земли, искреннее небес наслаждение, Большего быть не может украшения в Польской земле. Мать праздника, опекуншей будь мне вечно, Я ведь подчиненным твоим хочу остаться на век ". Наконец, долго сопровождая нашу гостью спасающую нас, снова возвращаюсь домой. 1276. Лев, как выше говорилось, спрятав в замке сборник разнообразных вещей, влекомый жаждой новых выгод, после смерти Болеслава бесстыдно напал на внезапно осиротевшую без обладателя Польшу, перейдя поспешным походом замерзшие реки, уничтожив воеводства Люблинское и Сандомирское. Готовился Лев к возвращения с огромными трофеями, однако, застигнутый врасплох, кастеляном краковским, с малой горстью поляков, из-за неподготовленности войска ни к бою, ни к захвату пленных, был побежден в схватке и, потеряв добычу, позорно бежал с остальными уцелевшими. Но бегство его, подобно облакам, гонимых северо-восточным ветром, потащила за собой несчастные последствия 1280. Потому Лешек Черный, вскоре после Болеслава был вознесен на трон, с многочисленным войском конным и пешим разорил Русский край возле Львова вдоль и поперек, отдавая око за око. Между тем Лев, потрясен двойным поражением, отложил месть на более позднее время и занялся мирными делами, а именно: дальнейшим составлением и укреплением города. В ту пору Василько дядя Льва, князь строгого сердца, как это часто случается у греков, проведя молодость в невиданных нищете, на старость добровольно постригся в монахи, выбрав за жилье заросшую в скале пещеру, выдолбленную под холмом недалеко от города. Более походил фавна, чем на человека весь лохматый, нечёсаный, грязный, с нависшими бровями и усами, с длинной и широкой бородой, которая стыдливо закрывала части тела, как волосяной щит или власяницу. Этой своей необычайной суровостью жизни хотел он, как выше говорилось, искупить ту ужасную резню лет 20 назад, что ее сделал в Сандомирском замка. По его пожелания Лев на самой верхушке того холма поставил храм из букового дерева, а рядом также жилье для монахов и святому Юрию, которой воеводе воителя Христовых, посвятил, выбирая того рыцаря патроном для особо выдающихся. 1282. Спустя два года Лев, желая извиниться перед тенями своих предков, уже время его беспокоило, с королевскими и военными почестями перенес останки отца своего Даниила, которые 15 лет покоились в Галиче, во Львов. Для большей пышности того обряда приглашен был священнослужителей со всей Руси, бояр в воевод, также князьки союзных татар прибыли с собственным свитой. Скоро засветился день жалобный, шли сначала жалобные отряды с флажками и склоненной вниз оружием, а между ними трубачи хриплыми звуками напрягали уши, за ними шло несколько пар лошадей, покрытых вышитыми покрывалами, тут же несли штандарты и оружие, полученное у неприятеля. Далее длинной чередой выступали монахи в клобуках и русские церковники, одетые в рясы, пели хором погребальные песнопения, были также и плакальщицы, нанятые для пробуждения печали и отчаяния. Ударяя себя по головам кулаками, дергая волосы, расчёсывая ногтями щеки, старались кощунственным плачем вызвать жалость и выжимали же слезы у простых людей, а у разумных вызывали смех. Перед самыми носилками благородные несли две митры - княжескую и королевскую, первая от народа, а вторая хитростью взята от пролегата самого пастыря. Погребальный катафалк, подобен триумфальной арке, был полностью закрыт знаменами побед и неприятельских трофеями. После окончания жалобной службы, отправленной по русскому обычаю, был устроен поминальный обед, или тризну, где випивали до поздней ночи заупокойные бокалы и не скоро очнулись под утро. Автор произведения "Цветущая Русь" утверждает, что Констанция, вдова по Даниилу построила женский монастырь, где впоследствии упокоились и ее останки. Это не является исторической правдой, ибо наиболее сознательные авторы польской истории, а среди них крупнейший Кромер, отрицают этот перевод. Все ясно признают, что Констанция во Львове порвала со всеми мирскими делами, потому что ей надоело сборище разных народов, поселившихся во Львове, и скоро отошла в Сандецький монастырь, где с двумя сестрами, Кунигундой и Иолантой, благочестиво закончила благочестивую жизнь, с чем и я соглашаюсь. 1287. Наконец Лев после завершения благочестивых дел, как уже упоминалось, чтобы равноценной местью утолить раздражение полученного поражения от поляков, продолжал беспокоить татарских вождей обещанием наград так долго, пока не сподвинул в поход Нагая и Телебуге, главных разбойников страшного имени. Укрепленный их хищными и проголодавшимися отрядами, целую Польшу в неслыханный способ так опустошил огнем и мечом, оставил ее потопленой в собственной крови и пепле, потому что никто уже не защищался. Лешек же, не будучи в состоянии сопротивляться такой огромной мощи, радовался в бегах и, перейдя Карпаты, спрятался у венгра. А богатые господа с семьями перед тем ужасным нашествием спрятались в горы, болота и недоступные места, в то время как скифы свободно грабили и брали невольников в десять раз больше самих себя, одних девушек только с собой взяли 20000. Вот так Лев недостойно отомстил и, не боясь ничего со стороны поляков, задумал отменить с тех пор военное состояние и образ жизни. Следуя предостережением своих духовников, по примеру дяди вписался в свиты слуг Божьих, объявил войну желудочным и всем беспокойным членам тела, утоляя похоть, а злобную похоть бессонницей, постом и бичеванием согласно принятым от греков обычаям, вместо изысканного вина питался во славу Бога виноградным соком и квасом. А поскольку под болезненными ударами кнута и дикие животные поддаются утоления, то и Лев, воспитанный в той школе благочестия, мягче перед смертью стал от ягненка, спокойно завершил жизнь. Погребения имел скромное, без всякой помпы и военной свиты, как сам завещал последней волей. Вынесли его братья Василиане, убранного в черный саван, в руке был образ Распятия, был погребен под прощальный плач русинок. А место его захоронения до сих пор неизвестно. Но кто же запретит увековечить для потомков память первооснователя города коротким надгробным выражением? "Воззри, о добрый человек, на Львиное пышное имя, И прочитай над Карпатами и над Рифей Вписанная русским пером, и сарматскими чернилами, Ведь не годится божественное имя читать на малых надгробиях, Хватит искать следы его и на пыли, Шагом военным прибитой на Марсовом поле. Сердце обеспокоено - как же нарушить камень, Чтобы найти имя того, кто пал там навек. Так, как Осса прежде, может гигантов останки В лоно принять своё, зажглась, подобно Этне, Так и теперь опалила бы кости даже мертвого Льва. Гору и дух - обоих византийских титанов Бросил Олимп надменный к ногам Ватикана, Пока три холма монтеальтинських для Львова нашлись, Будто рукой Юпитера Капитолийского данное Львову надгробие. "Все еще сопротивляется, он время от времени подняться хочет, Да авсонийський Пелор ему правую отягощает руку, Левую - Пахин, а на ноги ему Лилибей навалился ". (Овидий, Метаморфозы, V, 349-251, пер. А. Содоморы) "Итак, напрасно будешь искать памятник Льва обычный, Ведь чрезвычайные действия еще больше его сотворили Из-за побед, которыми жизнь его полнится. Львов лишь один - это памятник русского Льва, Созданный им и освящен именем собственным, Стал наследником трофеев военных, Львом полученных От врагов христианства и от правоверных, Что в земле Роксоланской рожденный находятся. Львову оставил в наследство оружие своей Беллоны, Также и острие железа страшное, цветущее на острие таланта. Может человек один в мире в целом прожить. Как же прожить неживому, который живых пережил? Столько детей оставил, сколько имел граждан, Мертвый умереть не может. Добрый человек, познай же из когтей другого льва, Нашего же Льва только из города его ты узнай ". Автор Борис Будников |