Адольф Берлин (Миннеаполис, США)
Из цикла «Львовское эхо»
#BI# Секреты Стрыйского парка
И.Л.
С последним листом
золотой свой налёт
осень стряхнула вчера.
Я знал наперёд,
что скоро придёт
печальная эта пора.
И всё ж не хочу
ни понять, ни принять,
что снег мой засыплет путь,
что сердце опять
начнёт тосковать
о том, что нельзя вернуть.
Мой друг, не могу
я закрыть эту дверь,
Тебе ничего не сказав.
Так больно, поверь,
мне видеть теперь
слезу на Твоих глазах.
Не Ты виновата,
что я, сам не свой,
иду сквозь осенний мрак.
Я знаю: порой
так трудно со мной,
так горько и больно так.
А песни летят.
Куда? В облака,
меня не желая знать.
На сердце пока
печаль и тоска...
Но снится ему весна.
1957
* * *
И.Л.
Листья осыпаются в саду,
облетает золото в аллеях.
Эту золотую красоту
подарю, любимая, Тебе я.
Подарю за то, что мы с Тобой
встретились осеннею порою,
что для нас сентябрь золотой
оказался первою весною,
что манил осенний вечер нас
новой, неизведанною далью,
и за то, что в самый первый раз
осенью Тебя поцеловал я.
Посмотри, как быстро дни летят,
месяцы, как листья, облетают.
Но опять, как ровно год назад,
осень нам весну напоминает.
Скоро листья облетят везде,
и притихнут голые аллеи;
позабудешь Ты о красоте,
что когда-то подарил Тебе я.
И когда сентябрь придёт опять
со своею золотой листвою,
снова будут листья облетать.
Облетать, но не для нас с Тобою.
1958
* * *
Помнишь ли ещё аллею ту,
что тогда Ты нашей называла,
где вдали – деревья, все в цвету,
как под белоснежным покрывалом,
где сидеть любили Ты и я
вечером, обнявшись на скамейке?
И всю ночь шепталась та скамья
обо всём подслушанном с аллейкой.
Нас багрянцем осыпал закат,
что полнеба охватил пожаром,
и вдыхал я нежный аромат
кожи, позолоченной загаром.
Как любил я руки окунать
в шёлковых волос крутые волны
и, прильнув к щеке Твоей, вплетать
в эти волны чуб свой непокорный!
Ты ко мне склонялась на плечо,
звёзды глаз смотрели в звёзды неба,
и шептали губы горячо,
чтобы я таким печальным не был...
Помнишь ли ещё аллею ту,
что тогда Ты нашей называла,
где вдали – деревья, все в цвету,
как под белоснежным покрывалом?
Но давно аллея отцвела
нежно-белым лепестковым снегом.
В ней другая девушка прошла
и своею назвала со смехом.
1957
#BI# Вокзал
Как всегда, колёса застучали,
увозя Тебя в ночную даль.
Небеса на землю не упали.
Люди жили, бегали, кричали.
Всё, до боли, было, как всегда.
Жизнь вокруг кипела, как ни странно,
почему-то мир другим не стал...
Слышу, как сквозь пелену тумана,
голос из людского океана:
– Видно, он на поезд опоздал.
Людям всё заранее известно.
Думаешь, их что-то удивит?
Думаешь, кому-то интересно,
что какой-то парень вдаль глядит,
что стоит один он на перроне,
что пойдёт, не видя ничего,
он блуждать по улицам зелёным,
что потом возьмёт себе в вагоне
два билета, вместо одного?
Никому нет дела, дорогая,
что сейчас вот этот человек
что-то драгоценное теряет
не на день, не на год, а навек,
что хороший тёплый летний вечер
может очень многое отнять,
что с простой надеждой человечьей
хочет он надеяться на встречу,
чувствуя, что встрече не бывать.
1957
#BI# Львовские сны
Жизнь часто преподносит нам сюрпризы,
и не находим подходящих слов...
Наверное, спокойней полублизость,
и полуправда, и полулюбовь.
Глядят полузакрытые глаза
полуукором и полупечалью,
блестит в ресницах капелькой слеза,
и золото в душистых волосах
полночный полумесяц освещает.
- - -
Во сне была Ты или наяву?
Наполовину – быль и полунебыль,
но с именем Твоим сейчас живу
под этим далеко не ясным небом.
Теперь Ты – явь с мечтою пополам,
но мне Твой взгляд сквозь километры светит.
Благодарю за то, что Ты была,
за то, что Ты живёшь на этом свете.
1972
#BI# Странный сон
Однажды мне приснился странный сон,
потом не раз стал повторяться он.
Обычно исчезают сны, как дым,
но этот наважденьем стал моим.
Над узкой львовской улочкой – луна,
стоят стеной отвесною дома.
Осенний ветер ставнями стучит,
в окне мерцает огонёк свечи.
Я под Твоим окном стою внизу
и вижу на щеке Твоей слезу.
Хочу Тебе я что-то прокричать,
но горло онемело вдруг опять.
Запретная в Твой дом закрыта дверь,
как символ невозвратности потерь.
Её не прошибить и не взломать.
Как от бессилья не сойти с ума?
Так безнадёжно высоко оно –
под крышей недоступное окно,
где словно рядом – неба потолок.
Как вдруг земля уходит из-под ног...
Беззвучным горлом что-то я кричу,
ещё не верю, но уже лечу,
вверх устремляясь плавно, чуть дыша.
Восторгом наполняется душа.
В Твоём окне дрожит огонь свечи,
и музыка печальная звучит.
Нет, ничего чудесней не найти,
чем, невесомость тела ощутив,
в пространстве по-шагаловски парить,
себя в нём без остатка растворить...
Хотел бы я полёта волшебство
над осенью раскрашенной листвой
и чуда невесомости восторг
вдохнуть в звучанье этих слов и строк,
нащупав между сном и явью нить,
прикосновенье счастья сохранить,
увидеть связь событий и времён...
Но я увидел просто странный сон.
2002
#BI#Улицы старого Львова
Мигранты на другом боку Земли мы,
как на обратной стороне Луны.
Здесь груз проблем висит неумолимо,
а опыт не занять со стороны.
Нам чувства рыбы, брошенной на сушу,
и ближе, и понятнее сейчас:
в кровь разбиваем жизни, судьбы, души,
и только память выручает нас.
Она зовёт нас к дорогим и близким,
кого не заменить никем другим;
и навевает горестные мысли
немой укор оставленных могил.
Ведёт нас память в молодость с тобою
по улицам, знакомым с юных лет
и озарённым первою любовью,
оставившей в душе свой след и свет.
Мы вспоминаем имена и лица,
отмеченные дружбы волшебством...
Дай Бог с собой и с прошлым примириться
и не дай Бог забыть своё родство.
2003
* * *
Уже растаяли вдали
огни и контуры земли,
где появились мы на свет
и где давно нам места нет.
Остались судьбы позади,
не склеить их и не спасти.
Осколки дружбы и любви
не оживут, как не зови.
А тут другие небеса,
звучат чужие голоса,
иные ценности в ходу,
не так деревья здесь растут.
И снятся нам, порой до слёз,
колени стройненьких берёз
с листвою, как копна волос,
и в белом платье в полный рост,
каштана веер – лист резной,
парк Стрыйский, пахнущий весной,
где память юности живёт,
где наш исток и наш исход.
2003
#BI# Февральские мотивы
Укрыты в Стрыйском парке
корни снегом,
повымерзли родни моей побеги.
Поразбросало нас
по континентам разным...
Открытки шлём на юбилей и в праздник.
Вот прежний недруг мой.
Рассорившись мгновенно,
мы жили словно в разных двух вселенных.
Забыли мы давно,
в чём сущность неприязни,
но до сих пор враждуем понапрасну.
Звонит мне старый друг
с каким-то разговором.
Его звонок ко мне звучит укором.
Всё реже ищем мы
причин для личной встречи.
Печален нашей старой дружбы вечер.
Завистник давний, – вот,
кто выстрадал немало.
Как ржавчина, в нём зависть проступала.
Теперь, казалось мне,
вот-вот он всё забудет,
но от привычек избавляться трудно.
Мы ищем новых встреч,
но в будней хороводе
лишь в юности легко друзей заводим.
Мешает что-то нам
в последнее мгновенье,
и исчезает теплота общенья.
Приходит каждый год
как утвержденье мысли,
что впредь ничто не кончится при жизни.
Встречая каждый день
как дар или... как чудо,
надеюсь втайне: продолженье будет.
Я помирюсь с врагом
и снова встречусь с другом,
не ставя это никому в заслугу.
Я разыщу родных,
любя всех и прощая,
и... много всякого ещё наобещаю.
2003
|